MAIN PAGE   /   LAWYER OFFICE   /   EDITING   /   PHOTO GALLERY   /   HUMAN RIGTHS   /   CONTACT  
   
 
 

 

Juridical eye…

I was born in Pontecorvo, Italy, in the summer of 1968. In addition to an early, and then lifelong desire to live the life of a lawyer, my wish to take photographs seemed to follow closely.

And it actually began earlier, my photographic education starting at age 7, when I was given my first camera, a 30.000 italian lire tiny, brown, plastic “box” with a fixed lens and a red shutter button resembling a cherry atop a scoop of chocolate ice cream. A 12 exposure roll of black-and-white film required moderate-to-bright sunlight and a camera-to-subject distance of at least five meters.

I took pictures of everything: sisters, friends, toys, school, the details of our apartment, our neighbourhood, all that I had wish to save: what was in front of my lens when I pressed that cherry-red shutter was mine, captured. Included also were my countless mistakes: the blurred, all white or black, under - over, and double exposed images.

While subjects and the errors always changed, the pictures stayed forever, and apart from the sense that I could “freeze” time, I can’t ever forget the day I collected my first printed pictures, being handed an envelope containing shiny, rectangular images that I had almost forgotten from two weeks earlier…

In 1992, having to became a lawyer, I was able to buy a camera Nikon with a detachable f/1.4 lens, an internal light meter, and the capacity to employ other lenses with different formats, my entrée into “real” photography. While providing a record of my growing family, it also capture beauty.

Doing only it was asked, the camera could isolate, preserve or enhance something meaningful, with a power to make my images draw a stranger’s attention, whispering, “This is what I want you to look at; this two-dimensional print which “caught” my eye, but might have been overlooked by me or you.”

So there were three events which ultimately linked a life in law to one in photography: the ownership of a camera, a demonstration of what seemed like a trial at the Court – a criminal or a civil suite-, in order to capture and to preserve justice, and along these, a sense of the archival, educational, and creative capabilities of this remarkable device.

The images prepared for the artistic editor “SOCOGEN Edizioni” reflect several areas of my photographic concentration over the last ten years. My interest in an older Bessarabia is obvious, the beauty in its decay and age, with all the mysteries of peeling paint, rust, sealed windows, abandoned wooden churches and houses, as is my attraction to the lakes, the moldavian farm, its implements, and the countryside.

A preoccupation with natural light and shadow also are apparent. But whatever was photographed and is presented here seemed then, as well as now, to possess a message behind what is seen within the mat or frame, a deeper meaning only partially explained by the adjacent description or the quick examination. Many years ago, America’s poet Walt Whitman said:

"I do not doubt that the majesty and the beauty of the world are latent in any iota of the world.

I do not doubt that there is far more in trivialities, insect, vulgar persons, slaves, dwarfs, weeds or rejected refuse than I supposed…

I do not doubts that interiors have their interiors, and exteriors their exteriors, and that the eyesight has another eyesight, the hearing another hearing, and the voice another voice."

Only he who loves a population is fit to govern, because it’s only he who loves that is disposed to serve and he who does not love, to be served. Love cannot be an object of a legal obligation, the legal obligation is necessarily on the out side, above the Constitution.
Between love and the constitutional law exists the same incompatibility found between a king and the blade of a guillotine.

In first place in the hierarchy must be man and not the instrument: a human person not a legal body. The Law, the right is always an instrument because it’s the result of a creative activity of the spirit, and the instrumentalization is never the primary moment of the spirit. In first place are always the final choices. And it’s only in a moment logically and chronologically successive, that the instrument is conceived and prepared.

The limits of the Constitutional State (Law States) are in the fact that, at his summit, we find a “past will” that is of course the will of the legal norm. In the legal norm “living will” is absent, the will of living man is missing, the will of him who’s able to love and serve is missing.

Once the “past will” has been represented, the “living will” becomes that of an exploiting society, and for all that has been said above, necessarily has economic ethics.

The principle of natural and Christian law that it’s better to be honest, better to be right (“Follow the will of our Father who is in Heaven and the rest will be given to you in abundance”), is substituted by the principle that what is better (convenient) is that which is right.

Wanting to put at the summit of the State the will of a king - loving or tyrannous-, or wanting to put at the summit the “past will” of a Constitution (that brings a pacific decadence because it doesn’t contain love) makes perhaps the great pendulum that is history.

So we must receive in the Constitutions the principle of natural law so that the hedonistic moment of legal values - and all other values - must be exclusive prerogative of man and taken from the instrumental subjectivities, that is exploiting societies.
What must interest the science of law isn’t that the political regime be democratic, monarchic, dictatorship or oligarchic, but to affirm the criteria that must be used to realize legal bodies able to satisfy the need of justice.

With the transposition of the hedonistic moment from man to legal body, a society of despair is born. Hope is in fact a prediction of the hedonistic moment, and when that moment is taken away from man and pretentiously given to a legal ghost, the living become invidious of the dead people. It’s not by chance that the suicide of young people has by now become a social illness. These young people die well-dressed and well-nourished, just starved of love or perhaps better to say starved of loving, that’s starved of ideals.

The economic ethic, from the Hegel mould, has within itself an original vice: after having reduced reality to “the thinking self”, no form of utility other than the utility of “I” is accepted, thus reducing and mistaking the concept of “utility” for that of “egoism”. On the supposition of this cultural strategy there’s no space for saints or heroes: the only possible ideal is, in the best hypotheses, that of the “fat and desperate” man: living proof of the failure of the rationalist and atheist schools, that have been constructed and moulded in this way.
Bread alone- expression of a mere “consumistic” concept of human hedonism- is not enough: it’s necessary to give to man an extra qualitatively different.

“Something exists that is owed to man because he’s man” teaches John Paul II. The word “owed” supposes a “legal pretext”. The right to expect is therefore the extra. And the expression “...because he’s man”, means that just he exists, man can legitimately expect the economic content of social laws.

This album was made possible by the personal graciousness and technical competence of many. In Moldova, they include, most particularly, my dearest friend Ludmila Kojusko.

Director Rodica Ermelinda Telembici travelled from Kishinev again and again to labor over thousands of my transparencies, selecting those she felt would be of greatest interest. Prof. Dino Di Patre, supervisor of publishing project worked months to make logical sense of the images when placed in book form; the poets Iulian Filip and Ianos Turcanu maintained their professionalism and scrutiny to everybody’s benefit.

My debt to those friends and teachers, in and out the worlds of law and photography, is wholeheartedly and gratefully acknowledged. As one or two of their names might be inadvertently omitted here, I thank them all collectively but anonymously, confident that they know well who they are and what they mean to me.

My law partners and our office staff, regular performers of the miraculous and generous, also own a share in my obligations.
My wife Lucilla and all my family, continuously enrich my life, tolerate my foibles, and make me wish, somehow, to repay what I owe them. Anything more said here would only repeat what they already have heard, read, and felt.

ABOUT THE AUTHOR

 

 

Юридическое око…

Я родился в Понтекорво, в Италии, летом 1968 года. Сколько себя помню, я всегда хотел быть адвокатом, но и мечта фотографировать была всегда где-то рядом.

В самом деле, моё становление как фотографа началось очень рано: мне было 7 лет, когда  я получил в подарок свой первый фотоаппарат – крошечную, коричневого цвета пластмассовую коробку за 30.000 итальянских лир, с неподвижным объективом и красной кнопкой диафрагмы, напоминавшей вишенку, украшающую конус шоколадного мороженого.

12 катушек черно - белой плёнки требовали от умеренного до яркого солнечного света и расстояния между камерой и предметом по крайней мере  метров пять. Я снимал всё: сестёр, друзей, игрушки, школу, детали нашей квартиры, наши окрестности.

Всё, что я хотел запечатлеть, всё, что оказывалось перед моим объективом, когда я нажимал ту вишнёво-красную кнопку, становилось моей добычей.

Туда же попадали и мои бесчисленные ошибки: размытые, только белые или только черные, наложенные и засвеченные изображения.

В то время как предметы и ошибки всё время менялись, изображения оставались навсегда, и помимо чувства, что я смог "заморозить" время, я никогда не забуду тот день, когда я собрал мои первые отпечатанные снимки, сложив в конверт блестящие, прямоугольные изображения того, что я снимал двумя неделями раньше и о чём  почти забыл…

ùВ 1992 году, став адвокатом, я смог купить фотоаппарат Nikon со съемным f/1.4 объективом, внутренним экспонометром и способностью использовать другие объективы с другими форматами, и вошел в мир "настоящей" фотографии.

Снимая на память мою растущую семью, увековечивал красоту.

Выполняя только то, что приказано, камера могла выделять, сохранять или усиливать что-то значимое; властью моих образов могла привлекать внимание посторонних, как-бы шепча при этом: “Это то, на что я хочу, чтобы вы смотрели; это двумерный отпечаток того,что "уловил" мой глаз, но, возможно, было пропущено мною или вами.”

Таким образом, три вещи, в конечном счёте, связали жизнь в мире юстиции и жизнь в мире фотографии: наличие камеры, её возможность демонстрации того, что очень походит на то, что происходит во время заседания в Суде, будь то уголовное или гражданское дело, –  уловить момент истины и сохранить его ради правосудия, и, кроме того, ощущение архивных, образовательных и творческих возможностей этого замечательного устройства. Фотографии, отобранные для художественного издательства Graficart отражают несколько тем, на которых было сконцетрированно моё внимание в последние десять лет.

Мой интерес к древней Молдове очевиден. Меня привлекает красота уходящей старины, со всеми тайнами проступающими сквозь наслоения краски и ржавчины, сквозь заколоченные окна заброшенных деревянных церквей и изб.

Меня притягивают озера, молдавские поля, сельский пейзаж. Моё увлечение естественным светом и тенью также очевидно.

Но независимо от того, что было сфотографировано и представлено, как тогда, так и теперь, есть в этих фотографиях  глубинный, скрытый  смысл, остающийся за пределами кадра, и поддающийся, только отчасти, объяснению при описании или поверхностном анализе. Много лет назад, американский поэт Уолт Уитмен сказал:

“Я не сомневаюсь, что величие и красота мира  скрыты в любой йоте мира.

Я не сомневаюсь, что есть нечто большее в тривиальных вещах, насекомых, простолюдинах, рабах, карликах, сорняках или отбросах, чем я себе  предполагал…

Я не сомневаюсь, что у внутреннего мира есть свой внутренний мир, а у внешнего мира свой внешний мир, и что зрение имеет иное зрение, слух иной слух и голос другой голос.”

Этот альбом смог увидеть свет благодаря доброй воле и профессиональной компетентности многих людей. В Молдове, это, прежде всего, семья моих близких друзей Георгия и Елены.

Директор издательства Родика, снова и снова приезжая из Кишинева, работала над тысячами моих диапозитивов, выбирая те, что, как она чувствовала, будут представлять наибольший интерес.

Профессор Дино Ди Патре, руководитель проекта, работал месяцами, чтобы выстроить логику размещения фотографий в альбоме; дон Фаустино Авальано и профессор Канчиани внесли свою лепту, оказав поддержку профессиональными советами и замечаниями.

Считаю своим долгом выразить искреннюю признательность всем своим друзьям и учителям из мира юстиции и фотографии.

Чтобы не упустить по неосторожности чьё-либо имя, я выражаю им всем вместе, не называя имён, свою благодарность, будучи уверенным, что они хорошо знают кем  являются и что значат для меня.

Как и моим партнёрам и сотрудникам нашего офиса, всегда на уровне исполнения своих обязанностей, удивительным и  щедрым.

Моему отцу Фердинандо и всей моей семье, которая делает мою жизнь полнее и богаче, терпит мои недостатки, что побуждает во мне желание оправдать их надежды и отблагодарить за всё то, в чём я перед ними в долгу.

Добавить что - нибудь ещё к сказанному здесь, означало бы только повторить то, что они уже слышали, читали и чувствовали.